Кейт О`Риордан - Ангел в доме

– Вовсе не «всем подряд». Моя работа – это моя жизнь, и нет ничего важнее.

Дуэль взглядов все длилась. Ни Роберт, ни Анжела не заметили взмокшего от возбуждения Питера. Успев уловить последнюю фразу, он пихнул Роберта локтем и прошипел:

– Ну же! Давай, говори! Сделай что-нибудь. Но Роберт уже шагал прочь, не видя машин, не слыша какофонии автомобильных гудков. Питер разрывался между Робертом и Анжелой. Колебался, но не слишком долго: ноги сами понесли его вслед за единственным истинным другом, а когда он оглянулся, Анжелу словно ветром сдуло.

– Роберт! Роберт, подожди. – Ему пришлось выкрикивать имя приятеля всю дорогу до входа в подземку, где Роберт наконец развернулся и ткнул ему пальцем в грудь:

– Ты! Держись от меня подальше.

– Но…

– Слышал?

– Но, Роберт! Тебе разве не показалось, что мы все говорили на разных языках?

– А кто виноват? Что ты ей сказал, черт бы тебя побрал? Какие нужные слова нашел, чтобы вызвать этот взгляд, это кошмарное «ах»?! Я идиот. Сам виноват. Лучше бы к дьяволу провалился, чем тебе поверил. Или ей. Или еще кому-нибудь. – Он с натугой вдохнул. – Так. Ладно. Больше этого не случится. Никогда.

– Я же помочь хотел, – крикнул Питер вслед удаляющейся фигуре.

– Себе помоги, заносчивая, самоуверенная, жирная скотина.

Питер впал в транс. На застывшем лице только веки моргали с бешеной скоростью. Напротив замер изумленный ребенок. Не найдя более достойного выхода из положения, Питер показал ребенку язык, и тот с плачем кинулся к матери.

А Питер с перекошенным лицом кинулся к поезду.

Глава шестнадцатая

Тетки ничего не могли поделать с Анжелой. Кудахтали, разумеется, и плясали вокруг нее изо всех своих оставшихся – немалых – сил, но ровным счетом ничего не добились. Уж три дня прошло с приезда их девочки, и все три дня она не жила, а существовала – механически жевала, молча падала в постель, равнодушно вставала, когда снова подходило время есть. Выбрав свободную минутку, Бина зашла в комнату дочери. «А тот парень, о котором мы говорили перед твоим отъездом?..» Анжела тоскливо мотнула головой. «Ничего не выйдет?..» Еще один тоскливый жест, и Бина ретировалась. Разбитое сердце говорило само за себя. Даже Брайди пришлось отступить перед пустым, но от этого не менее красноречивым взглядом, которым Анжела ответила на осторожные намеки насчет обетов и посвящения.

Если где-то ей и было покойно, так только на чердаке, с Майки. Чувствуя ее боль и тоску, Майки лучился нежностью, улыбками, то и дело открывал объятия и баюкал ее, как маленькую. Он позволил Анжеле дочиста выскоблить окно и подолгу стоял рядом, молча вглядываясь в бескрайнюю пустошь. Птицы стая за стаей брали курс на юг, наполняя свинцовое небо тревожными криками. Совсем скоро небо опустеет и компанию людям составит разве что черный ворон.

– Меньше двух недель осталось, чтобы принять решение. Как бы мне хотелось заглянуть в будущее и убедиться, что я не ошиблась.

Майки кивнул и задрал голову, следя за клином гусей над самой крышей дома.

– Все так запуталось. Может, так и задумано, чтобы у меня не осталось сомнений… – Анжела пожала плечами, невольно выискивая взглядом чуть видный на горизонте Холм Великого Разочарования. – В жизни, наверное, многое происходит не случайно. Как ты думаешь?

Майки с жаром закивал.

– Я тоже так думаю. Хочу тебе что-то сказать, только обещай не сердиться, ладно?

Кивнув раз десять, Майки остановил на ней темный взгляд и замер в ожидании.

– Даже не знаю, смогу ли это выговорить. – Она прижала ладони к лицу, но щелочку между пальцев все же оставила. – Понимаешь, я дала бы обет и стала монахиней ровно через десять дней, если бы… если бы не тот человек, Роберт. Я тебе говорила о нем. С ним ничего не выйдет, – добавила она быстро и вздохнула, – хотя теперь дело даже не в нем самом, а в моих чувствах к нему. Я не могу от них избавиться. Очень стараюсь, но не могу. Наверное, это любовь? Пусть будет любовь, но тогда я не пойму, что люди в такой любви находят. Одним словом, если это любовь, а я не могу от нее избавиться, то и в монахини мне идти нельзя. Не имею права, так ведь?

Майки закивал снова, до того усердно, словно решил расстаться с головой.

– Предположим, я дам обет. Но что меня заставило бы? То, что мне никто не нужен, кроме Роберта, а с Робертом все кончено, – значит, можно и монашкой стать. Понимаешь? С другой стороны, если я не стану монахиней, но продолжу мечтать о Роберте, то как смотреть в глаза его девочкам? Боже. Да он, наверное, и вчетвером попробовать не прочь, раз опустился до интрижки с женой собственного друга. Фу! – Ее передернуло от отвращения. – Видел бы ты этого Питера. Розовый, жирный, как свинья. – Анжела хрюкнула пару раз, вызвав приступ смеха у дядюшки. Глядя, как Майки трясется, держась за живот, она и сама улыбнулась. – Совсем не смешно, между прочим. Ты не поверишь, но этот жирный тип заявил, что я и монахиней могу стать, если хочется. Роберту, мол, все равно. Представляешь? Ему все равно – с кем. Небось и за Мэри Маргарет приударил бы, не поморщился. Да что там – он бы и от сестры Кармел не отказался. Вот это, я понимаю, была бы любовь вчетвером. – Анжела не знала, от хохота у нее текут слезы или от ужаса. – Майки, сейчас же прекрати смеяться!

Он послушно сунул кулак в рот, затряс головой, замычал, но смех остановить не смог. Анжела грозно нахмурилась. Тот же эффект. Пришлось присоединиться. Нахохотавшись до колик, она с протяжным стоном вытерла глаза:

– Над кем я смеюсь? Над собой. Полюбила доброго, порядочного человека, а он на деле оказался полным дерьмом. И что же? Я все равно не могу думать ни о ком, кроме как об этом уроде! А надо бы о призвании вспомнить.

Анжела надолго умолкла, разглядывая Майки.

– Но ты ведь веришь, что из меня выйдет хорошая монахиня, правда? – наконец спросила она.

Вопрос ему не понравился. Майки отшатнулся, как от удара. Потом медленно поднял глаза и так же медленно, очень медленно покачал головой. Взгляд его умолял о прощении, но ответ оставался тем же.

– Нет? И ты туда же? Ни одна грешная душа в меня не верит. Ни одна. Включая мою собственную.

Увернувшись от раскинутых дядюшкиных рук, она схватила поднос, дернула на себя дверцу люка и нырнула в лаз. Гнилая ступенька с хрустом проломилась, и Анжела полетела вниз, на каменные плиты прихожей. Сознание не отпускало ее еще несколько секунд, потом накатила мрачно-лиловая туча и поглотила его целиком. В глубоком, вязком мраке, далеко-далеко, зазвучал голос. Голос ангела.

Над волнующейся Темзой небо окрасилось в густо-синий цвет. В насыщенный, вечерний цвет. Ни единого облачка до самого Твикнхэмского моста. Питер опустился на скамью рядом с Марти. Питер был в отчаянии. Никто с ним не общается, никому он не нужен. Ни Аните, ни Роберту. Анита лишь жалила взглядом всякий раз, когда они сталкивались, что ее усилиями случалось не часто. Посмотреть со стороны – ей противно дышать с ним одним воздухом. Роберт бросал трубку и не отвечал на призывы Питера к автоответчику. Потерять Аниту – одно дело. Потерять Роберта – совсем, совсем иное. Питеру казалось, что он носит траур по всем родственникам разом.